Нигде не опубликованное интервью с Виктором Берковским

Давным-давно, в эпоху процветания пионерских лагерей, куда члены профсоюза или просто родители отправляли на летнюю побывку отбившихся от рук детей, не было такой лагерной смены, на которой не прозвучала бы "Гренада" – в качестве отрядной, строевой или конкурсной песни:

"Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И "Яблочко" – песню
Держали в зубах..."

Ее настолько "затерли" и "запели", что она стала как бы "народной" и потеряла имена своих авторов. Однажды на концерте в ДК МГУ я услышала "Гренаду" в исполнении авторамузыки Виктора Берковскго. А потом он спел такие узнаваемые "Под музыку Вивальди", "Альма-Матер", "Ну что с того, что я там был...", и я подумала, как трудно, наверное, быть композитором "народных" песен: все их знают, поют, но лавровые венки достаются профессиональным исполнителям, а автор тихонечко сидит дома и сочиняет, сочиняет... Потом я узнала, что Виктор Семенович – профессор Московского Института стали и сплавов: он учит студентов, а по выходным дням пишет научные статьи или концертирует. В Индии его называли поющим профессором.

Зоя:
– Виктор Семенович, сколько стоит ваша песня? У Вертинского, например, его первую песню "Минуточка" купили за 25 рублей, в начале века это была четверть месячной зарплаты актера. А сколько стоит ваша?

Виктор Берковский:
(искренне рассмеялся, так как был готов говорить о чем угодно, только не о деньгах).
– Я не продаю... У меня никто не покупает. Я человек не коммерческий, поэтому я не знаю цену... Но вот могу вам сказать, сколько стоит "Гренада".За нее мне заплатили. И то после большого скандала. Сухарев устроил на радио скандал. Они ее крутили и объявляли, что песня народная. Потом пришел Сухарев и решил этому положить конец, вот, мол, живой автор (он привел меня с собой). Нас встретили два редактора, такие вальяжные ребята, которые встали в позу: "И все-таки нам автор музыки неизвестен...", не хотели платить. Но потом справедливость восторжествовала, и мне выдали 50 рублей. Я был очень доволен. В 65 году это была половина месячной стипендии. Я был тогда человек бедный, учился в аспирантуре. В то время самая большая сумма за песню, насколько я слышал, была 200 рублей. Птичкин получал 200, он в ту эпоху считался лучшим советским композитором.

– Правда ли, что ваша "Гренада" прогремела даже в Индии? Как она туда попала?

– Вы знаете, я два года работал около Калькутты, в городе Кхарагпуре, в политехническом институте. Это было 20 лет назад. Мы, русские преподаватели, помогали индийцам организовать учебный процесс. У них там есть такая традиция, в начале учебного года для первокурсников все остальные курсы устраивают вечер. На этом вечере обязательно должен выступить профессорско-преподавательский состав. Из приехавших из России четверых профессоров – плюс их жены – я организовал хор, и мы выступили с песней "Гренада". Народ был в восторге. А нас потом называли – поющие профессора. Меня сразу пригласили в некое элитарное общество, которое устраивало домашние концерты для мировых знаменитостей. Однажды там играл Рави Шанкар, известнейший ситарист, живший в основном в Америке. Концерт длился всю ночь, все сидели и балдели. Я вникал в эту музыку и постепенно научился ее понимать. Индийскую музыку нельзя слушать и жарить котлеты, она требует определенного настроения, рассредоточенности...

– Вы привезли из Индии новую песню?

– Я привез оттуда 30 слайд-фильмов, что такое Индия, из любви к своим друзьям, Никитиным и Сухареву. Я должен был поделиться с ними своими впечатлениями! Народ в Москве толпами ходил смотреть. Но больше всех оценил Юра Визбор, который сам приходил несколько раз, а потом начал присылать своих друзей. Звонок в дверь: "Нас прислал Визбор, чтоб мы посмотрели ваши слайд-фильмы об Индии...". У нас другая жизнь, мы еще не поужинали, но все бросаем, садимся и начинаем показывать. Через несколько дней опять звонок в дверь: "Здравствуйте, нас прислал Визбор...". 

– Виктор Семенович, у вас есть основная профессия преподавателя, вы всю жизнь учите студентов – и параллельно – пишете песни, но долгое время их исполнял кто-то другой, вы на сцену не выходили. А что произошло потом, что заставило вас выйти на публику и запеть?

– Запеть меня уговорил Сережа Никитин. Раньше я никогда не исполнял свои песни. Я считал, что это не мое дело, что у меня нет данных для этого. Я на самом деле не артистичный человек. Поэтому я все время старался, чтобы кто-то их спел. Я перепробовал разные варианты, и многие эстрадные звезды пели мои песни: и Кристаллинская, и Кобзон, и Барашков, и квартет "Советская песня"... После каждого такого исполнения я считал, что все, пора завязывать. Такая гадость, а не песня. Но это ощущение появлялось не потому, что они плохо пели, а потому что это был другой жанр. Я этого не понимал. Я не осознавал, что есть жанр авторской песни (когда поет сам автор), из этого жанра нельзя выскочить, там свои законы. Но мне повезло, мои песни пел квартет Никитина. Он делал это настолько хорошо, что с тех пор я не чувствовал нужды в другом исполнении, в том числе и в личном. Постепенно Никитин начал меня привлекать к выступлениям, мы стали концертировать вместе, а потом мы стали еще и писать вместе. Со временем нам обоим стало тесно в одном концерте...

– Вместе с Сергеем Никитиным вы написали не одну и не две песни, вообще это трудно – сочинять музыку в четыре руки? Как это обычно происходило? Например, как вы писали "Али-Бабу и сорок разбойников"? 

– На самом деле эта вещь называется "Али-Баба и сорок песен Персидского базара". На мой взгляд, замечательное название, но фирма "Мелодия" искала что-то более оригинальное... Сочиняли мы "Али-Бабу" примерно так: у Сережи и у меня появлялись какие-то независимые идеи, а потом мы их сводили вместе, дорабатывали. Когда вместе дорабатываешь, рождаются совершенно новые искрометные мысли. Я вообще большой любитель совместной работы. Чаще всего мы занимались этим по выходным. У Сережиной мамы была однокомнатная квартира в Орехово-Борисово. Мы ехали туда на субботу-воскресенье, по дороге заходили в продуктовый магазин. Тогда в магазине все было, мы покупали, например, печенку... Сережа Никитин шикарный кулинар, он замечательно готовит. Я даже не знаю, что он делает лучше, готовит или пишет песни? Он начинал жарить печеночку, это целый процесс... Потом мы кушали. После еды кто-то первый должен был занять диван. Тот, кто занял диван, – спал. А тот, кто не успел, должен был сочинять. Но сочинять одному совершенно не хотелось, и он начинал придумывать всякие причины, чтобы поднять другого. Вобщем, до вечера шла борьба за диван. Вечером мы друг другу говорили: "Как нам не стыдно, за целый день так ничего не сделали... А вот сейчас ночь, уже спать хочется...". Утром очень быстро что-то сочиняли и довольные собой шли домой.

– Вы любите свой институт? Почему вы ни разу не спели на сцене МИСиСа?

– Ну, это нельзя путать. Для своих студентов я преподаватель. А если кому-то захочется увидеть меня в другом качестве, тот найдет мои афиши в городе. Институт я свой люблю. И студентов тоже, даже тех, кто плохо учится. Многие из них теперь коммерсанты, все работают, на стипендию не прожить. А я с ними борюсь... Работой просто завален: проверяю домашние задания, пишу научные статьи, даже перестал песни писать, гитара стоит в углу. Такое у меня складывается впечатление, что чем меньше платят профессорам, тем больше они работают. Объяснить я это не могу, феномен русской души загадочной...

– Вы все время среди молодежи, вам нужно всегда быть в форме. Вы любите, например, хорошо одеваться?

– Знаете, я достаточно безразличен к одежде. Но, конечно, хочется выглядеть аккуратно. У меня есть такой дефект, я не замечаю, во что одеты другие. Раньше, когда у меня жена спрашивала: "Ты видел, как она одета!", – я говорил, что не помню. А сейчас я уже специально запоминаю, чтоб, как только она спросит...

– Считаете ли вы себя современным человеком?

– Думаю, да. Но не в примитивном смысле, а в смысле восприятия искусства. Я воспринимаю современные формы искусства... Для меня "новое" началось с картин Шагала. Они очень долго лежали в запасниках, а потом нам их показали. Я очень люблю "полет" "Над городом". Помните, там две фигуры летят над городом... Каждый из нас хотя бы однажды в жизни летал по небу с мужчиной или с женщиной...

– Сейчас вы говорите, как поэт. Вы пишите такую красивую музыку, вы тонкий ценитель поэзии, неужели вам на самом деле интересны такие прозаические вещи, как сталь и сплавы?

– Я люблю эту работу. У меня в институте есть своя очень любопытная
область... Как бы это попроще объяснить. Вы рельсы видели? Для того чтобы вы ездили на поезде и были в безопасности, рельсы должны быть качественные, это очень сложное дело. Или вот эту настольную лампу, на которую мы сейчас смотрим, ее ведь сначала надо придумать. Меня это увлекает, вы верите?

– Я верю, потому что вы о рельсах говорите с такой же любовью, как и о музыке.

– Когда я устаю от песен (бывают у меня такие запойные гастроли – 25 концертов за месяц), я с огромным удовольствием возвращаюсь домой и бегу в свой институт. Но если долго нет концертов, я ужасно скучаю по своей аудитории. Знаете, бывает такая живая публика, очень теплый зал, для которого хочется петь! Но это должно быть редко...