Интервью для газеты "Алфавит". Июль 2001 года
Юлия Локшина:
– Зоя, в своей книге "Белая гвардия и все-все-все..." вы назвали свой первый альбом – земным,
третий – космическим, второй – между небом и землей. А какое название Вы бы дали всем последующим
альбомам "Амулет", "Зной", "Это всё ты" и "За два часа до начала лета"?
Зоя Ященко:
– "Амулет" и "Зной" альбомы пост-индийские. И в том и в другом присутствует тема Индии, в то время я
была под очень сильным впечатлением от двух моих совершенно разных путешествий на восток. Что такое амулет?
Это вещь-символ, которая соединяет тебя с кем-то или чем-то, чему ты придаешь особое значение. Это не
обязательно связано с религией или суеверием. Для меня альбом "Амулет" – это соприкосновение с новой
реальностью. Почти касание, потому что еще ничего неясно, какая она, эта реальность? Но она есть, ты в нее уже
заступил одной ногой, подглядел краем глаза, она тебя к себе подпустила. А будет ли продолжение путешествия,
зависит оттого, насколько ты взрослый человек (взрослость – здесь в широком смысле).
А "Зной"... он вообще восточный. "Я буду ждать, что принесет время" – эта строчка самая важная для меня, она настраивает на новую волну понимания Бытия. На востоке никто никуда не торопится, ни к чему. И кажется, что все чего-то ждут. А на самом деле просто живут, растворяясь во времени и пространстве. "Зной" – это желание раствориться, стать просто каплей в океане.
"Это все ты" – альбом питерский. Питерские крыши, дворы-колодцы, белые ночи меня вдохновили, друзья... Был такой мимолетный питерский период в моей жизни. Темы Питера и раньше возникали в моих тетрадках, но все больше урывками, короткими зарисовками. Город, в котором всегда происходит что-нибудь необычное, почти сказочное. На этот раз я задержалась в нем на подольше.
"За два часа до начала лета" изначально был задуман как сборник the best. Хотелось переписать некоторые песни. Одни не устраивали по так называемым техническим причинам, другие были записаны в электрическом саунде, а хотелось их услышать в акустике, ближе к концертному звучанию. Но в последний момент, когда альбом был почти готов, родилась песня "За два часа до начала лета" и попросилась в сборник. Некоторые песни, особенно новые, ведут себя как существа одушевленные: ей захотелось – и она вошла. Основная мысль этого альбома – "…и много, много жизней прошло..." Ведь каждый новый альбом – это еще одна новая жизнь. И хотя каждая последующая является продолжением предыдущей, оглядываясь назад, я понимаю, что я сама очень сильно изменилась.
– Если каждый альбом рассматривать как ступень, к чему ведёт эта лестница?
– Если человек правильно развивается и правильно использует свое время, отпущенное ему для пребывания на земле, то лестница ведет в небо. И, как в фильме о Мюнхгаузене, никто не видел, где эта лестница кончается.
– Почему сейчас вы называетесь "Зоя Ященко и группа "Белая Гвардия"? Вы не хотите ставить даже приблизительного знака равенства между той группой, что была, и той, которая существует?
– Я не понимаю, в чем вопрос. Название группы не изменилось, стало быть, я ни от чего не отрекалась. А то, что имя мое появилось в титрах, так это просто еще один ориентир для тех, кто ходит на концерты. Кто-то знает меня, кто-то "Белую Гвардию". И потом, я ведь могу захотеть иногда давать сольные концерты. Такие прецеденты были, они могут повториться, и что же мне писать на афишах в этом случае?
Но ваш вопрос, скорее всего, в другом. Время от времени в группе менялись музыканты, и ставлю ли я знак равенства между разными составами? Для меня это как разные романы, написанные одним писателем. Романы-то разные, а стиль тот же, та же рука. Открой любой роман Ремарка, и сразу ясно, что это Ремарк. А уж в каком настроении, в каком возрасте или в какой точке планеты он это написал, – другой вопрос. "Белая Гвардия" она всегда "Белая Гвардия", кто бы в ней не играл. Могу только добавить, что я благодарна всем, кто здесь был. Было много всяких "но", но скучно не было никогда, потому что люди, как правило, притягиваются близкие по духу, с которыми интересно. А если они потом уходят, значит, что-то закончилось, какой-то этап завершен, и значит, будет что-то новое.
Главный вывод, который я сделала, переживая несколько реинкарнаций группы, не нужно искусственно что-то длить, хватать кого-то за полы пиджака. Нужно просто ждать, что принесет время. А время иногда приносит щедрые дары – это я о сегодняшнем составе группы.
– На концертах Дима исполняет свои песни, существует ли их запись?
– Он их (песни) в данный момент записывает, круглосуточно сидит в студии и доводит до совершенства. А поскольку ответить на вопрос, что такое совершенство, может только Мэри Поппинс, этот процесс затягивается и затягивается. Но нам бы всем хотелось (я имею в виду музыкантов группы), чтобы Димины песни, наконец, воплотились и материализовались, чтобы их можно было в любой момент включить и послушать, а главное, чтоб ему самому нравилось, как они звучат. Потому что это и есть самая большая проблема – угодить самому себе. Когда Дима делает аранжировки для "Белой гвардии" – это легче, можно со всеми советоваться, что-то менять, учитывая пожелания, а когда сам себе режиссер, экспериментам конца не видно. А мне было бы достаточно песни "Я с тобой", записанной в самом простом варианте: голос плюс гитара, и я бы слушала бесконечно. Для меня это очень культовая песня.
– Что положительного дала Вам культура Индии? Как, в связи с этим, Вы оцениваете перемену в творчестве?
– В Индию я попала чудом, и эта страна сильно сдвинула "точку сборки" в моей голове, если говорить языком Кастанеды. Люди чего только не придумывают, чтобы пережить нечто необычное, а именно "другое состояние" сознания... Мне не нужно было курить "траву" или есть "грибы", мне не нужны были такого рода "помощники". Сама Индия – это и есть "другое состояние" сознания. Кого-то это пугает, не стану ли я кришнаиткой или буддисткой, не предам ли нашу русскую веру? Ой, сколько я всего этого наслушалась, особенно после выхода альбома "Зной". Все, мол, пропал человек для России, отступился. Но я туда не за верой ехала, за верой никуда ездить не нужно. Я читала дневники Рериха (русский человек, кстати), смотрела его картины, и мне хотелось увидеть своими глазами эти горы, так называемые "места силы"... А если говорить о светлых энергиях, то Индия и ее Гималаи – это энергетический центр планеты. Где-то там существует заповедная Шамбала. Можно не знать об этом, или делать вид, что ничего "такого" на земле нет: ни священных гор, ни великих Учителей, ни параллельных реальностей, ни "других" эзотерических знаний о человеке и о Вселенной. И тогда остается только тупо смотреть в телевизор и самым главным учителем считать президента, ограничивая свой мир рамками своей страны. И, соответственно, свои музыкально-поэтические вкусы подгонять под трафарет (столичных!) радиостанций. Но ведь нам с вами почему-то интересно, куда ведет лестница, если человек не остановился в своем развитии на отметке – диплом о высшем образовании, а движется дальше... Индия отвечает на многие вопросы, если они вообще есть.
– Как рождается Ваша песня?
– Однажды я ехала в электричке за город в студию, мы записывали тогда альбом "Амулет". Я смотрела в окно, до моей станции оставалось минут двадцать. И вдруг, откуда ни возьмись, появилась строчка: "Ты мне не скажешь ничего, ты молча выбросишь в окно мой портсигар..." Я очень удивилась, вынула из сумки блокнот и на всякий случай записала ее. И тут же стройными рядами потянулись следующие строчки, я только успевала их записывать. Объявили мою станцию, я вышла, на ходу продолжая записывать новую песню. Не стихи, а именно песню, потому что про себя я мурлыкала ее мелодию. Последний аккорд дописался уже в студии. Так родился "Зной". А вот еще одна история. Песня "Трава" была написана во Франции и создана, можно сказать, из моего ребра. К тому моменту мы жили во Франции уже полтора месяца, я устала от многочисленных недоразумений, очень хотелось домой. Рухнули все наши планы по поводу записи альбома, ради чего мы, собственно, туда приехали. Я звонила в Полтаву, где в это время оставалась моя крошечная дочь. Там возникли проблемы, нужно было срочно вылетать в Москву, а денег на билеты не было. Нас очень подвели организаторы нашей поездки. Я часто ходила гулять по деревенским окрестностям. И вот забрела на какое-то пастбище, упала в траву в каком-то полном отчаянии, и вдруг увидела над головой это небо – такое же светлое, как дома. И трава вокруг была совсем не французская, а обычная, зеленая... "Я лежу под высоким небом, а сквозь меня прорастает трава..." И я поняла, что это лучшее, что я увидела за эту поездку! Что нет границ между странами, их придумали люди, поставили пограничные столбы "по живому". Но на небе столбы не расставишь, и птицы не запоют на иностранном языке. Природа совершенна, а я нет. Но когда я сливаюсь с травой и небом, я тоже совершенна. Это лучшее чувство, на которое способен человек: почувствовать себя частью Космоса.
Приблизительно так и пишутся у меня песни. У каждой – своя история.
– С какими чувствами Вы исполняете свои старые песни?
– Разобраться в чувствах по этому поводу мне помогли два человека. Подобный вопрос я однажды задала Борису Гребенщикову. Он сказал, что на самом деле все люди в той или иной степени служат друг другу. Например, концерт – это тоже практика служения. Когда играешь концерт, представляешь себе, что в зале сидят будды и бодхисатвы. Чем все эти люди отличаются от богов? Ничем, они потенциальные боги и бодхисатвы. Это закон: кому ты поешь – такого уровня будет музыка. Это он о себе говорил. Но с тех пор мне стало легче, я перестала бояться повторений. Позже я прочла в книге интервью с Иосифом Бродским его ответ на эту тему: "Думаю только об одном: сделать это как можно лучше для тех, кто собрался меня послушать". Лучше не скажешь. И это честно. Я у них у обоих учусь.
– В одном из интервью Вы сказали, что хотите, когда надоест петь, вернуться в
журналистику. В связи с этим два вопроса:
1) Сейчас, спустя время после этих слов, допускаете ли Вы, что петь надоест?
2) В каком качестве Вам хотелось бы вернуться в журналистику?
– Петь надоест тогда, когда перестанут появляться новые песни. Слава Богу, пока пишутся. И новый альбом должен вот-вот выйти, и просто есть мысли, некоторые идеи. И вообще, Вселенная бесконечна... А журналистика всегда присутствует параллельно. Если меня вдруг сильно заинтересовал какой-то человек, я звоню ему и договариваюсь об интервью. Но это как продолжение того же ряда, это как стихи. Талантливый человек, он на меня действует так же, как хорошие стихи или музыка. Он меня вдохновляет на что-то большее, помните гребенщиковские "сны о чем-то большем"? Журналистика позволяет мне заглянуть за разные кулисы чужих судеб и посмотреть, на каких травах настаивают чай в тех домах? Мне это помогает найти ответы на некоторые внутренние вопросы... То есть, журналистика для меня – это не альтернатива, а со-творчество и, в какой-то степени, ученичество, если исходить из того, что любой человек может стать для тебя учителем в определенной ситуации.
– Почему, приезжая на Грушинский фестиваль, Вы не выступаете на большой сцене?
– Я бы раздвинула рамки вопроса: почему наши песни не звучат по радио, почему нет наших клипов на телевидении, и даже скромные статьи в молодежных изданиях встречаются настолько редко, что их общее количество можно пересчитать по пальцам? Я могла бы бить себя в грудь, топать ногами и кричать, что я непризнанный гений и что меня не поняли... Но это было бы очень смешно. Я думаю, что "Белая гвардия" – не продукт своего времени. Мы не на "ты" с администрацией Грушинского фестиваля и, соответственно, нас нет на "Гитаре". Мы не пишем песен в стиле Иванушек-international, и, стало быть, дорога на отечественные радиостанции нам заказана. За нашей спиной нет большого дяди со счетом в банке, который купит нам телевизионный эфир. И даже скромные статьи в молодежных изданиях чаще всего попадают в корзину редактора, который слыхом не слыхивал о такой группе, ему нужны только раскрученные имена.
Прочла как-то интервью с Евгением Хавтаном, который тоже (?), похоже, сталкивается с подобными проблемами, музыку "Браво" тоже (?), оказывается, называют "неформатной" и не крутят по радио в тех количествах, в которых бы ему хотелось. Так вот он приводит в пример более демократичный Лондон, где в ночное время вещает множество "неформатных" радиостанций, и там молодежь может слушать в свое удовольствие любимые андеграундовые группы самых невообразимых стилей... Но мы не в Лондоне. Поэтому, Юля, объективно оценивая ситуацию, я не люблю давать интервью…