Журнал "АиФ - МОЛОДОЙ". 22 ноября 2000 года
Написав пару строк такого уровня, можно спокойно удалиться в тибетский монастырь, посчитав свою миссию в миру выполненной. Нам кажется, что ни в рок-тусовке, ни тем более на эстраде никто сейчас не может сравниться с Зоей по уровню стиха. В них есть щемящесть, они трогают, они красивы и в принципе могли бы существовать автономно – просто как высокая поэзия, к которой протянута ниточка из Серебряного века. Но ей зачем-то нужна еще и музыка. Рождаются мелодии, остающиеся с тобой навсегда.
ДВЕ "БЕЛЫЕ ГВАРДИИ"
Визитная карточка группы – песня с тем же названием. Ее поют в студенческих общагах от Калининграда до Петропавловска. Часто – как народную, вроде гребенщиковского "Города золотого".
„Сизые сумерки прошлых лет
Робко крадутся по переулкам,
В этом окне еле брезжит свет,
Ноты истрепаны, звуки гулки,
Тонкие пальцы срывают аккорд,
Нам не простят безрассудного дара,
Бьются в решетку стальных ворот
Пять океанов земного шара...“
Зоя Ященко:
– "Белую гвардию" я написала в очень юном романтическом возрасте, услышав однажды известную песню
Александра Галича "Когда я вернусь, ты не смейся..." Меня потрясла и песня, и судьба этого великого человека,
вынужденного покинуть Россию и до конца своих дней мечтающего сюда вернуться. И может быть, впервые в жизни я
поняла тогда, что такова судьба всех людей в нашей стране, которые не лгут... И мне очень хотелось, чтобы он,
и такие как он, могли вернуться, но уже в другую страну, где все будет иначе. И я написала: "Когда ты
вернешься, все будет иначе..."
Это песня о любви юной девочки, начинающей писать стихи, к большому поэту. Я его никогда не увижу, потому что "жребий уже не нами брошен", и его уже нет в живых. Это песня-мечта о невозможности встречи (как Цветаева мечтала увидеть Рильке...) В ту пору вся моя жизнь преломлялась через образ Марины и в поэзии, и в жизни. Я как бы с ней всегда советовалась, на нее ровнялась. Детские иллюзии...
Однажды я услышала "Белую гвардию" в исполнении незнакомой девушки, и осознала, что она вкладывает в эту песню
совершенно другой смысл, и поет о своей любви к парню, с которым она рассталась. В этот момент произошло
раздвоение песни: есть "Белая гвардия", которую пою я, она посвящена Галичу, и есть "Белая Гвардия", которую
поют все остальные, и каждый вкладывает в нее свой смысл.
ГЛАЗАМИ КЛОУНА
Их творчество очень литературно, и, кажется, многие строки нашептаны героями Кортасара, Ремарка, Белля, Лермонтова, Достоевского, с которыми ребята вместе пьют кофе в дешевых кофейнях, играют в трик-трак, слоняются по ночным питерским и парижским улицам. Зоя и сама похожа на литературную героиню своих любимых авторов – она совершенно нездешняя, непохожая на других наших поющих леди.
– Клоун Генриха Белля надевает голубое трико, накладывает на и без того бледное лицо белый грим и отправляется на вокзал просить подаяния. Это была минута отчаяния.
В моей жизни тоже была такая минута. Я пела в подземных переходах метро сначала Берлина, потом Москвы, и таким образом зарабатывала на жизнь. Не могу сказать, что это был плохой опыт. Правда, зима выдалась очень холодной, болело горло и пальцы приклеивались к металлическим струнам, но именно в переходах я научилась петь. Ни в одной консерватории мира я бы не смогла пройти такую школу. В школах дают технику, а пение – это медитация.
Это становится ясно, когда мимо течет бесконечный людской поток, который либо тебя презирает, либо ему вообще нет до тебя никакого дела, а ты должен разрушить все предрассудки, чтобы человеку захотелось остановиться и послушать.
Однажды на станции метро "Китай-город" нас слушал Олег Басилашвили... Иногда особо растроганные слушатели дарили цветы. Это была высшая награда – цветы в подземелье!
На самом деле не так много встретишь людей, умеющих слушать. Зато пруд пруди "околотворческих" личностей, вечно разглагольствующих о состоянии современного искусства. Они все знают: "Шевчук закончился", "Боб – это уже нафталин", "Земфира переметнулась в попсу и теряет популярность", "мыльный пузырь "Агаты Кристи" лопнул.." Когда я слышу подобные вопли, я начинаю и себя ощущать беллевским клоуном. Ты должен круглосуточно развлекать публику, уплочено. А если вдруг не дай бог у тебя год-другой не выходит новый альбом, никому нет дела до твоей жизни, ты клоун, ты вообще не имеешь права на личную жизнь, давай, шевелись, нравься, иначе заживо похоронят одной небрежно брошенной фразой типа: "Белая Гвардия" приказала долго жить". У клоуна не может болеть распухшее колено.
КРЫШИ
Мне кажется, их песни особенно близки студенческим душам, бродягам, одиночкам, юным философам и всем тем, кто уехал из родных мест давно и надолго... Тем, кто летает во сне и смотрит закаты на крышах высоток. Они и сами любят крыши.
„Шагаю по серым крышам,
Ныряю в дворы-колодцы,
За трубы цепляясь шубой,
Макушкой касаясь птиц...“
– Шагать по крышам – мое любимое занятие. Выбираешь самую высокую крышу, поднимаешься над городом, смотришь на всю эту мышиную возню сверху и понимаешь, как мелочны все твои проблемы.
Крыши – это что-то из жизни хиппи, это символ внутренней свободы. Очень трудно представить на крыше домохозяйку с авоськами или business-woman с пейджером. А вот хиппи с флейтой в кармане – запросто (вместо флейты может быть "Балтика"№3, пакет кефира или томик Басе).
На крышах легче сказать правду. Это еще Эльдар Рязанов заметил в фильме "Служебный роман". На рязановской крыше Людмила Прокофьевна Калугина из железной леди – синего чулка всего за пару минут превращается в нормальную русскую бабу, которой надоело "играть роль" и есть о чем поплакать в жилетку.
У меня есть три любимые крыши: в Москве, в Берлине и в Питере.
На крыше в Берлине (это был полуотремонтированный дом в духе Рэя Брэдбери, там жили панки-художники) мне очень нравилось пить кофе по утрам. Родная крыша МГУ красива сама по себе и не требует особых комментариев, она скрашивала часы моего досуга долгие пять лет студенчества. А на питерской крыше, на высоте 17 этажей над уровнем Финского залива, рождался шестой по счету альбом группы "Белая гвардия" под названием "Это все ты!"
МАРИНА
– Моя влюбленность в Марину Цветаеву началась еще в старших классах школы. Сначала я любила только Блока, а потом кто-то принес мне ее стихи, я прочла и подумала: "Женщина, а ничуть не хуже, чем Блок."До этого женщин в литературе я вообще не воспринимала.
Месяца два я сидела вечерами и перепечатывала на машинке одним пальцем цветаевскую "Повесть о Сонечке" из чужого "Нового мира". Она меня завораживала.
В ней все было странным: ее безумные платья, вынутые из бабушкиного сундука, в которых она могла явиться на литературный вечер; ее взаимоотношения с дочерью Алей – совершенно на равных; ее бритая налысо голова... Девочки из моего класса выбирали более женственную Ахматову, а меня покорял цветаевский бунт!
Когда я начала сочинять, мне очень хотелось, чтобы мои стихи были жесткими, как у нее, чтобы нельзя было сказать, что они написаны женщиной...
Первый раз приехав в Москву, я отправилась искать дом Цветаевых в Трехпрудном переулке. Но этого дома уже не существовало.
Позже я поехала в Тарусу, где семья Цветаевых обычно проводила лето. Мне очень хотелось "подышать марининым воздухом". Все, что я нашла в Тарусе – это разноцветное дерево: на нижние ветки дерева все, кто любит Марину, привязывают фенечку, ленту или записку, и загадывают желание.
После Тарусы у меня родилась песня "Марина"
Этим летом в Коктебеле в музее Волошина я долго разглядывала фотографию, где среди прочих друзей Макса девятнадцатилетняя Марина и ее будущий муж Сергей Эфрон. Они только что познакомились, это их первое лето в Крыму. Они так красивы и так счастливы, и совсем не ведают о том, какие страшные испытания их ждут в будущем. А я уже все знаю.
Марина была очень одинока в последние годы, и после смерти осталась в полном одиночестве, ведь никто не знает, где она захоронена:
„А под камнем у Марины
Сон, исполненный печали.
Только птицы пролетают
У нее над головою,
Только строчки прорастают
Меж цветами и травою...“
ИНДИЯ
Ее страна – Индия; ее тусовка – рикши, погонщики слонов, заклинатели кобр, индуистские монахи, юные братья махараджей, танцовщицы и цветы лотоса. Ее вдохновение рождается из океанской пены Бенгальского залива, из гомона Старого базара в Дели, из шелеста сари, и даже мутные воды Ганга приносят ей чистые строки. Киплинг знал про Индию многое, но сказал не все. Зоя не идет за классиком. Она понимает эту страну по-своему.
„Ты мне не скажешь ничего,
Ты молча выбросишь в окно мой портсигар,
Я удивлюсь, когда проснусь,
Когда услышу за окном чужую речь,
Идут погонщики слонов, жуют бетель,
Под балдахином спит король,
Туземка с крапинкой на лбу
Танцует степ, вонзив в тебя свой третий глаз“.
– За окном Индия – страна белых лотосов и танцующих гопи. Здесь, конечно, очень жарко, полно всякой заразы и кастовое общество, но...
Здесь люди на улицах улыбаются! И не резиновой голливудской улыбкой, а искренне. В России так улыбаются только дети.
В Индии по берегам Ганга сидят просветленные гуру и читают мантры. Им не нужно чего-то достигать, они с этим рождаются и в этом живут, и так же искренне прикалываются над толпами европейцев, тусующимися по стране в поисках утраченного счастья.
По проезжей части городов здесь гуляют священные коровы, и машины уступают им дорогу. Здесь живы древние легенды и есть такие Места Силы, где каждый человек может стать свидетелем или соучастником какого-нибудь чуда...
Я привезла из Индии бусы туласи, которые исполнили три моих желания. У меня в доме появились часы, которые всегда останавливаются, если я совершаю неправильный поступок. Правда, чаще всего я хожу вокруг этих часов и ломаю голову, что же на этот раз я делаю не так? Но они заставляют меня быть более внимательной к тому, что происходит вокруг.
Иногда мне кажется, что индусы знают какую-то тайну, совершенно недоступную нашему пониманию.
После посещения этой страны мир для меня разделился на две части: есть Индия, и есть прочие страны, которым нужно учиться, учиться и учиться...